История микрохирургии в России

НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД

Микрохирургия в нашей стране началась 30 лет назад с того, что профессор Виктор Соломонович Крылов (р.1925) организовал экспериментально-клиническую лабораторию по микрососудистой хирургии при Всесоюзном НИИ клинической и экспериментальной хирургии.

В конце 50-х Борис Васильевич Петровский взял В.Крылова из провинции в свой институт (ныне — Научный Центр Хирургии РАМН). Задачей, поставленной перед В.Крыловым, была ангиохирургия, и первое в СССР профилизированное отделение было организовано уже к началу 60-х. Здесь же была сделана первая пересадка почки, и проф. Крылов занялся созданием центров трансплантации по стране. Но к началу 70-х мы вдруг обнаруживаем его отстраненным от хирургической деятельности, хотя и сохранившим место в институте Петровского — теперь в медико-информационном отделе: сказалось знание трех европейских языков. Его всегдашняя ориентация на достижения западной хирургии (даже в те времена, когда надо было испрашивать разрешение, чтобы просто почитать журнал) помогла ему переломить ход событий. Профессор Крылов сумел разглядеть в потоке литературы начальные, тогда, в 1971-72 гг., еще робкие сообщения о микрососудистых операциях и убедить руководство дать ему возможность опробовать эту методику.

Лаборатория была организована в 1973 году в одной из московских больниц (ГКБ 51) и состояла сперва из 5, потом из 20 клинических коек, да пары подвальных комнатушек для экспериментов и тренировки. В эти первые годы, когда оборудование добывалось по крохам, лабораторных крыс возили на себе, технику учили по ксерокопиям, показания ставили по наитию, а результаты далеко не всегда обнадеживали, В.Крылов сохранял стойкость в защите микрохирургической идеи. Через трудности прошли и его первые помощники. Талантливый хирург Георгий Степанов оказался проигравшим в борьбе амбиций, был вынужден покинуть престижное отделение сосудистой хирургии Института и занять нишу «микрохирурга» — этот термин в те времена частенько бывал заряжен большой долей иронии. Тристан Перадзе приехал из Грузии в ординатуру в одно из отделений Института, но, «не ощутив особого гостеприимства», тоже ушел к В.Крылову. Ныне хочется усмотреть нечто большее, чем случайность, в случайном объединении четырех-пяти аутсайдеров, ставших сильной командой, которая сумела прорваться сквозь психологические, технические, административные и прочие барьеры.

Пришел успех. Перадзе защитил первую кандидатскую диссертацию по микрохирургии (микрососудистый шов в эксперименте) в 1974 году. Пересадка почки на крысах, начатая в 1975 г., была отработана до совершенства Иваном Кузановым (канд. дисс.,1977). Сообщения о первых реконструкциях артерий голени относятся к 1976 г. (канд. дисс., Ромаз Датиашвили, 1978). Тогда же началась микрохирургия лимфатической системы (канд.дисс., Николай Миланов, 1979).

С 1975 года стали выполняться реплантации. Первое приживление реплантированного пальца достигнуто в апреле 1976 г. (докт.дисс., Георгий Степанов,1978; канд. дисс., Ренат Акчурин,1978). В том же году была осуществлена успешная реплантация кисти, через два года — реплантация обеих кистей, а в 1981 г.- реплантация плеча. После первых же успехов реплантационной хирургии она стала движущей силой микрохирургии. Позднее начали всерьез заявлять о себе плановая реконструктивная микрохирургия и современная пластическая хирургия.

В 1978 году команда Крылова почти в полном составе выехала в Сухумский заповедник для освоения пересадки пальцев стопы на кисть у приматов. В феврале 1979 г. после двух неудач, была осуществлена первая успешная пересадка большого пальца стопы на кисть у человека. Примерно тогда же достигнут успех (с участием Александра Ивановича Неробеева) пересадки композитного лоскута.

Этой первой команде микрохирургия обязана разведкой путей во всех своих главных сферах. Ее члены непрерывно оперировали; помимо круглосуточных дежурств в своем отделении, они участвовали в первых реплантациях во вновь организуемых центрах Москвы; ими были апробированы и внедрены все крупные типовые микрохирургические операции. Им пришлось заниматься организационными основами реплантационной службы как таковой — штаты, оборудование и т.д.- для типовых центров по всей стране. Они заложили основы подготовки кадров, провели самые первые научные встречи и симпозиумы по микрохирургии в нашей стране. Их активность быстро привела к созреванию общественно-психологического климата, благоприятного для всех последующих микрохирургов.

Начальный период завершился на рубеже 70-80-х годов завоеванием широкого признания и появлением множества микрохирургических центров. Для самих инициаторов условная черта была подведена зимой 1979-1980 г.,когда они были поделены на два отделения — плановой и экстренной микрохирургии. И штаты, и оборудование удвоились. Экстренное отделение (первый руководитель — Г.А.Степанов) осталось на прежнем месте, а впоследствии переехало в ГКБ 71. Плановому отделению были предоставлены отличные условия в зданиях самого Института. Директор, академик Б.В.Петровский, провозгласил на одной из институтских конференций: «Мы реплантируем профессора Крылова с его микрохирургией обратно в наш Институт». Профессионалы знают, что реплантировать ампутированную часть тела — это искушение, тогда как здравый смысл часто требует выбросить ее и забыть о ней. Любимцем публики профессор не был. Даже его ближайшим помощниками, при всем безусловном уважении, которое они питали к В.С.Крылову, простое поддержание рабочих взаимоотношений с ним стоило порой значительных усилий. Одним из источников этой напряженности могло служить и то обстоятельство, что В.С.Крылов, воистину «пионер и инициатор советской микрохирургии», был вынужден поступаться этим титулом в пользу своего директора. Здесь же упомянем о том большом личном вкладе, который академик Борис Васильевич Петровский внес в качестве Министра Здравоохранения СССР в развитие микрохирургии. С самых первых ее шагов Б.В.Петровский обращал свой авторитет и власть только во благо, в поддержку, в помощь. И в отношениях этого авторитарного лидера с В.Крыловым прослеживается безусловный примат интересов дела над личной антипатией. В его институте отделениям микрохирургии были отведены привилегированные позиции. Так что, называя отечественную микрохирургию любимым детищем академика Б.В.Петровского, мы не отходим от истины.

В 1982 г. Крылову, Степанову, Акчурину, Миланову и другим была присуждена Государственная Премия СССР по медицине, за которой в 1984 г. последовала Премия Ленинского Комсомола для «младшего звена»- Ванцян, Абрамов, Боровиков и др. Члены этой первой команды — одаренные и работящие хирурги — чувствовали перспективу и обладали большими потенциями роста.

Николай Миланов, сменивший В.Крылова на посту руководителя отдела микрохирургии ВНЦХ АМН СССР, вскоре стал заместителем директора этого крупнейшего хирургического центра. Под его руководством отдел продолжал осваивать все новые направления реконструктивно-восстановительной микрохирургии: функциональная пластика верхней конечности, конверсия пола у транссексуалов, лечение лучевых язв и др. Ныне академик АМН РФ, профессор Николай Олегович Миланов завоевал широкую известность своей напряженной работой по профессональной самоорганизации микрохирургов. Он создал ассоциацию микрохирургов в 1990 г. и общество пластических хирургов в 1994 г.

Ренат Акчурин был приглашен академиком И.Чазовым во Всесоюзный Кардиологический Центр, где в 1985 г. он организовал современное отделение сердечно-сосудистой хирургии.

Помимо применения микротехники при аорто-коронарном шунтировании, Ренат Сулейманович стал разрабатывать в эксперименте, а затем и применять в клинике трансплантацию комплекса сердце-легкие. Его бенефис в паре с бывшим Президентом РФ, Ельциным в данном контексте — лишнее свидетельство незаурядности членов той команды.

Иван Кузанов получил кафедру оперативной хирургии в Тбилисском медицинском институте.

Тристан Перадзе тоже вернулся в Тбилиси и стал заместителем директора Института Экспериментальной Хирургии.

Георгий Степанов оставил пост руководителя отделения экстренной микрохирургии ВНЦХ АМН СССР, который занял Ромаз Датиашвили. Перед тем, как эмигрировать в США, Р.О.Датиашвили защитил докторскую диссертацию и выпустил монографию по реплантации конечностей.

Никита Ванцян, полный энергии и оптимизма, погиб в автокатастрофе в 1989 году. В то время он был правой рукой и преемником проф. Крылова по Кафедре микрохирургии ЦИУ. Обаяние Никиты и всеобщие симпатиии к нему делали его гарантом профессионального единения и взаимной лояльности. После смерти образ его стал для многих коллег символом «золотых дней молодости».

Профессор Виктор Соломонович Крылов, уйдя от Петровского, в 1985-1991гг. занимал упомянутую кафедру, пока не был вынужден оставить и ее. Уже пенсионером он пробовал себя в частной практике за рубежом, подведя тем самым черту под поистине уникальной, редкостно продуктивной и драматичной карьерой на родине.

ЭКСПАНСИЯ

Итак, следующий период истории микрохирургии начинается с появлением множества групп и центров. Здесь прослеживаются два механизма: 1) независимое возникновение новой группы; 2) центры, организованнные сверху.

1). Первый путь — спонтанного возникновения — требовал совпадения двух условий. Должны были встретиться а) молодой энтузиаст, загоревшийся идеей микрохирургии и готовый безоглядно взвалить на себя все практические проблемы и клиническую ответственность, и б) его дальновидный шеф, помогающий или как минимум не препятствующий. Эта модель «энтузиаст-делатель плюс босс-покровитель» встречалась повсеместно. Назовем для примера:

— талантливого травматолога Анатолия Белоусова и его шефа — заведующего кафедрой ВМА и Главного Травматолога Советской Армии, проф.С.С.Ткаченко;

— превосходного пластического хирурга Сямиулу Кичемасова и начальника кафедры термических поражений той же академии, проф. Вихриева;

— прекрасного детского ортопеда, переполненого новаторскими идеями, Игоря Шведовченко из Института детской ортопедии им. Турнера и директора того же института, проф.Андрианова.

Эти пары имен всегда открывали список авторов в публикациях, выходивших из их клиник в 80-х, точно так же как дуэт Петровский-Крылов звучал привычно для читателей микрохиургических статей в 70-х.

В некоторых центрах «босс» сам оказывался инициатором и собирал вокруг себя молодежь. Скажем, сам осваивал микрохирургическую технику и внедрял ее в своем отделении хирургии кисти в ЦИТО проф.И.Г.Гришин, лишь на самых первых порах пользуясь помощью команды Крылова. Впоследствии проф. Гришин переименовал свое отделение в отделение микрохирургии кисти, претендуя на лидерство в этой области, говоря о том, что «чистой» микрохирургии не существует, она должна рассматриваться как часть хирургии кисти.

Идея эта не нравилась проф. Крылову, который требовал признания универсальности и приоритетности микрохирургии. Мол, соприкасаясь с любой специальностью, микротехника тут же «революционизирует» ее, то есть гинеколог с микроскопом — уже не тот гинеколог, травматолог — не травматолог, а все они — микрохирурги. Сегодня такие амбиции выглядят посягательством на чужие профессиональные территории. Так они, впрочем, рассматривались и в то время, вызывая естественный отпор и обрекая на провал любой и каждый альянс проф. Крылова с авторитетами иных специальностей. А «чистая» микрохирургия с игнорированием «традиционных» специалистов часто давала плачевные клинические результаты — неизбежные жертвы этой безоговорочной установки на экспансию. И все же, не будь этой установки, принципы микрохирургии соединялись бы с практикой традиционных дисциплин гораздо более долгими и извилистыми путями.

Возвращаясь к разговору о спонтанных микрохирургических центрах и их лидерах, надо отметить и проф. Николая Дрюка из Киевского института клинической и экспериментальной хирургии. Как и проф.Гришин, он был и основателем, и долгое время «играющим тренером» своей команды, пока она не разрослась и не окрепла, а сам проф. Дрюк не двинулся выше по кадровой лестнице.

2). Другая и более многочисленная популяция микрохирургических центров рождалась по приказам Министерства Здравоохранения СССР и производным от них приказам республиканских министерств. По этой обкатанной модели учреждался «Всесоюзный Центр» с функциями патронажа за новыми региональными центрами, обучения, разработки штатных нормативов и централизованного распределения оборудования. Всесоюзным центром микрохирургии, естественно, стал отдел микрохирургии ВНЦХ АМН СССР, а его руководителем — проф.В.Крылов. Тяжесть этой имперской конструкции сразу ощутили на себе его помощники, потому что никто, кроме самих практических микрохирургов не мог выполнять означенные задачи Центра. В ординаторскую отдела пошли отовсюду ходоки за нитками, за инструментами, за инструкциями. Устанавливались личные отношения, чаще дружеские, тосты звучали с прибалтийским, кавказским, восточным акцентами.

Эти приказы, как и любые другие «решения партии и правительства» сопровождались обычной кампанией в средствах массовой информации, разве что более развлекательной для широкой публики. На тусклом фоне советских масс медиа медицинские темы всегда выигрывали, да и сами микрохирурги усвоили правила игры и не упускали случая поведать с экрана или газетной полосы о девчушке, которой реплантировали откушенную медведем руку (или отрезанную ногу), или о счастливой паре, в которую благодаря микрохирургической
чудо-технике вернулось счастье материнства (отцовства).

Согласно первому приказу Минздрава (610 от 1978 г.) отделения микрохирургии учреждались в ряде крупных хирургических центров — филиалов ВНЦХ АМН СССР. И хотя в эти центры, немногочисленные пока, вместе с приказами поступали и оборудование, и шовный материал, в большинстве случаев дело не двигалось.

Вторая административная волна (приказ Минздрава 888 от 1984 г.) открывала права на существование уже 40 новым центрам. Опыт показал, что директивы срабатывают только там, где есть люди, стремящиеся к тем же целям. Поэтому в приказ фактически были включены лишь те хирурги (на бумаге — учреждения), которые выказали действительный интерес к микрохирургии. Таким образом, бюрократический централизм оказывался подчас способным мобилизовать скудные ресурсы, точно направить их к цели и получить результаты с такой быстротой, на которую не способен ни один из «естественных» путей развития. Типичный пример — Таджикский центр.

Из Таджикского медицинского института в ординатуру в ВНЦХ был направлен Карим Артыков. После двух лет упорного труда он представил результаты исследований гемодинамики пересаженных пальцев, которые проф.Крылов счел достойными доложить на международном конгрессе. Он дал Артыкову возможность защитить кандидатскую диссертацию, примеряя его к миссии будущего руководителя регионального микрохирургического центра. В Душанбе шеф Артыкова проф. Усманов не возражал, чтобы его кафедра оказалась во всесоюзном списке новых центров. Карим Артыков нашел молодых ребят и начал в 1986 году с экстренной травмы кисти, обучая помощников и получая всяческую поддержку из Всесоюзного Центра в Москве. Сотрудники Таджикского центра быстро росли, и к началу гражданской войны в 1992 г.(которая центр разорила), обладали серьезным опытом в экстренной микрохирургии, нейромикрохирургии, многих видах пластики.

Вот еще свидетельства неправдоподобно быстрой экспансии микрохирургии в нашей стране. Если Первый Всесоюзный симпозиум по микрохирургии (Москва, 1981) практически целиком состоял из сообщений из института Петровского, в котором он и проводился, то уже Второй симпозиум, проведенный там же в 1985 г., собрал действующих микрохирургов из всех союзных республик, Ленинграда и других крупных городов РСФСР, из Чехословакии и ГДР. Уже несколько независимых команд докладывали опыт реплантаций и первых свободных пересадок. Если на Первом симпозиуме почти ничего, кроме реплантации, и не было, то на Втором широко обсуждались плановые реконструкции, свидетельствуя о возникновении «большой» пластической хирургии. Наибольший клинический опыт к тому моменту все еще принадлежал Всесоюзному Центру микрохирургии, однако несколько активных групп — из Ленинграда, Киева, Вильнюса — уже приближались к лидеру. Иваном Шевелевым из Института Нейрохирургии им. Бурденко была представлена первая сотня наблюдений микрохирургической реконструкции плечевого сплетения. Многие клиники общей и сосудистой хирургии докладывали о реконструкции почечных и брыжеечных артерий, о попытках спасения ишемизированной конечности свободно пересаженным сальником. Обсуждали микрохирургические вмешательства в лимфологии, флебологии, при бесплодии и импотенции и т.д.

Материалы Третьего и Четвертого симпозиумов (Саратов, 1989; Москва, 1991) показывают уже стройную картину разветвленной зрелой дисциплины, наращивающей свой фундаментальный багаж (прикладная анатомия, гемодинамика и метаболизм пересаженных тканей, эпидемиология травматических ампутаций и т.д.) и продолжающей инфильтрировать все новые клинические сферы: онкология, эстетическая хирургия, врожденные деформации, лицевые параличи, черепно- и челюстно-лицевые реконструкции, сочетание метода Илизарова с пересадкой кости. Не было недостатка и в новациях — этих ошеломительных хирургических экспериментах, с лету реализующих едва мелькнувшую в западном журнале идею, дерзостно игнорируя такую докуку, как секционная отработка или взвешенные показания: пересадки сегментов кишечника, проточно-венозные лоскуты, усложненное моделирование трансплантатов I пальца стопы, многоцелевые функциональные трансплантаты и т.д. Господствовала, однако, интонация взвешенных клинических суждений. Пересматривались и оттачивались показания — уже на основе сотен наблюдений, отдаленных результатов, сопоставления с возможностями традиционных методик. Ужесточались критерии оценок, биомеханические данные о ходьбе признавались единственным объективным свидетельством успеха реконструкции стопы, как и количественные электрофизиологические данные — для нейромикрохирургии и пересадки мышц. Это говорит о том, что к началу 90-х годов эра «изумления» перед микрохирургической методикой окончилась и для нас, как для наших западных коллег десятью годами ранее. В этом отношении отечественная микрохирургия достигла (без преувеличения) уровня развитых стран, сохраняя, однако, множество отличий.

Особенно броской отличительной чертой в то время оставался уже упомянутый централизм. Без него эта сложная и дорогостоящая технология не нашла бы себе пути в страну, быстро деградировавшую, где годами накапливались непреодолимые проблемы здравоохранения. Этот феномен неизменно отмечали западные микрохирурги, знакомясь с нами. Оборачиваясь же своей бюрократической стороной, централизм нередко становился абсурдом. Грандиозные контракты на закупку, например, сотни цейссовских микроскопов или тысяч коробок микроигл
позволяли вольготно жить действующим центрам и быстро запускать новые. Но и по сей день можно наткнуться на учреждения, где эти микроскопы пылятся все множество прошедших с тех пор лет, а у шовного материала истек срок годности. Ни один из чиновников не нес ни малейшей ответственности за свои действия перед хирургами-практиками, не говоря уже об остальной публике. Впрочем, это было не худшим применением потока «быстрых» нефтедолларов, куда быстрее сгоравших в затеях типа Олимпийских Игр 1980 г. или, того хуже, Афганской войны. Суперконтракты лоббировались не только чиновничьими интересами, но и влиятельными профессионалами. Много оборудования закупалось для офтальмологического центра С.Федорова. Лишь месяц потребовался в 1985 г. для запуска микрохирургической операционной в НИИ Урологии с того момента, как его директор, академик Н.Лопаткин, выразил такое пожелание.

Одним из порождений централизма явилась презумпция о самодостаточности микрохирургии как отдельной хирургической специальности. Только в таком качестве она могла претендовать на инвестиции, оборудование, дополнительные штаты. Только так могли быть открыты Всесоюзный Центр или Кафедра микрохирургии. Этот, казалось бы, чисто административный трюк был не просто игрой понятий, а выполнял тяжелую и противоречивую задачу. Он ограждал микрохирургию от альтернатив, предлагаемых традиционными специальностями, от их критики, часто обоснованной, которая могла быть убийственной для юной и неокрепшей методики. Он позволял перескочить через долгие годы трудного врастания в семейство признанных хирургических дисциплин. Один из парадоксов быстрого роста нашей микрохирургии в том, что он только и был возможен при условии такой изоляции и игнорирования известных методик, говоря еще жестче, при условии недостаточной подготовки хирургов
и полного отсутствия стандартов качества лечения. Например, опыт ВНЦХ в пластике пальцев к 1985 г. составлял 140 пересадок со стопы и был назван американским специалистом Грэмом Листером «наибольшим в мире». В то же время такая изящная и малотравматичная альтернатива, как поллицизация ладонного пальца, была освоена лишь в 1987г. Свободная пересадка мышцы была включена в перечень операций, официально вменяемых микрохирургическим центрам, тогда как простое перемещение сухожилий многие микрохирурги постигали уже самостоятель-
но, движимые горьким опытом. Ко многом из них, поначалу и не слыхавшим имен Баннэла, Литтлера или Джиллеса, подходило кем-то метко брошенное прозвище «хирург трех анастомозов» (шов артерии и двух вен при реваскуляризации).

И все же протекционизм ограждал не только от критики, но и от подавления, не только от полезного опыта смежников, но и от их рутины и застоя. Если в крупных центрах ортопедии-травматологии микрохирургия годами не выходила из зачаточного состояния, то «чисто» микрохирургические команды, даже не имевшие травматологов, начинали сообщать о сложных экстренных и плановых реконструкциях конечностей уже через год-два после возникновения.

Период централизованной экспансии оборвался с падением советской империи. Началось «нынешнее время», не поддающееся обобщениям, но уже успевшее принести столь крупные сдвиги, что можно говорить о втором рождении новой специальности.

STATUS PRAESENS

С исчезновением государственной опеки микрохирурги внезапно остались один на один со всей громадой проблем, решением которых десятками лет кропотливо занимались не избалованные такой опекой ассоциации хирургии кисти, пластической хирургии и микрохирургии на Западе.

Сократилась хирургическая активность. Главная рабочая сила — молодые энтузиасты — уже не могут ожидать того быстрого роста в рамках благосклонной к ним системы, который достался на долю их учителей. Нет стимулов к академической карьере, трудно публиковаться, защищать диссертации, а порой и просто существовать. Открывшиеся двери частной практики уводят хирургов от сложных, тяжелых, рискованных и… бесплатных микрососудистых пересадок. Микрохирурги охотнее других осваивают косметическую и контурную пластику, подтверждая свою генетическую гибкость и склонность к новизне. Но даже наиболее успешным в этом отношении специалистам, таким как А.Е.Белоусов из Санкт-Петербурга, не удается финансировать большие ортопедо-травматологические реконструкции.

Отсутствие благоприятной профессиональной среды дома усиливало тягу к личным зарубежным контактам. Молодежь устремилась на стажировку в западные клиники, многие мечтают о работе на Западе, некоторые эмигрируют.

Необходимость восполнения бреши, оставшейся от государственной опеки, ощущалась и обсуждалась группой лидирующих микрохирургов. В 1990 году профессору Н.О.Миланову удалось организовать и зарегистрировать Ассоциацию Пластических и Реконструктивных Микрохирургов с целью поддержки реконструктовной микронейрососудистой хирургии. Устав АПРМ декларировал эту цель, однако средства ее реализации оставались вне досягаемости. Этими средствами должны были бы служить выработка и соблюдение стандартов практики. Именно на гарантиях качества основан договор ассоциации профессионалов с обществом, которое доверяет ей защиту пациента и наделяет должными полномочиями. Советская система в принципе не могла инкорпорировать критерии качества, но и по сей день главный «товарный продукт» медицинской ассоциации — сертификат профессионала — не находит покупателя. Нынешняя лицензионная практика по-прежнему бюрократична, профессионализм она игнорирует.

Жестокая реальность, быстро обесценившая прежние победы, повернула микрохирургов еще раз лицом к вопросу о том, является ли микрохирургия специальностью или только методикой. Давняя, вялая семантическая перебранка вдруг обернулась жизненной необходимостью официально заявить о своих прерогативах в той или иной нозологии, обозначить свою профессиональную территорию. Искусственная изоляция прошлых лет помогла микрохирургии встать на ноги, но оставила «без прописки».

В 1994 г. профессор Н.О.Миланов объявил о создании нового «Общества Пластических Реконструктивных и Эстетических Хирургов» (ОПРЭХ), в которое вошли и все члены АПРМ. Воистину с болью пришлось отрывать от собственного титулования префикс «микро», который накрепко сросся для многих с представлениями о собственном (и значительном!) месте в хирургии. Однако выбор был сделан в пользу решительного поворота к модели развитых стран, где базовым является диплом пластического хирурга, а микрохирургический сертификат служит лишь его составляющей (в США и странах Объединенной Европы — обязательной).

Вся беда, однако, в том, что и базовая дисциплина — пластическая хирургия,- в России не имеет организационных основ самостоятельной специальности. Операции этого профиля фрагментарно выполняются общими, челюстно-лицевыми, ЛОР-специалистами, онкологами, травматологами, косметологами, офтальмологами и другими. В России нет клиник, полно представлявших бы пластическую хирургию во всей ее нынешней широте. Такой пластической хирургии у нас негде учиться, некому сдавать экзамены, некуда наниматься на работу. Постановка всех этих задач и явилась сутью выбора ОПРЭХ. Альтернатива — продолжать настаивать на праве микрохирургии на некое самостоятельное существование — означала бы оставить ее без будущего.

Сегодняшняя микрохирургия — это самый мощный инструмент современной пластической и реконструктивной хирургии, которая включает в себя челюстно-лицевую, косметическую хирургию, хирургию кисти, ожогов, периферических травм конечностей, врожденных и приобретенных деформаций, кожных опухолей, нервных стволов, все виды реконструкций покровных и мягких тканей туловища, включая молочную железу и наружные гениталии. Мы видим, что в рамках этой специальности приобретает законность претензия микрохирургии на универсальность, сохраняется возможность ее роста вширь и вглубь.

Пластическая хирургия на Западе взяла на себя защиту реконструктивных инноваций, очарование которых вот уже много лет увлекает микрохирургов, словно дудочка крысолова, но уже под присмотром твердых клинических канонов, наработанных поколениями пластических хирургов. В своем прикладном качестве, как методическое подспорье микрохирургическая методика сохранится, очевидно, в арсенале урологов, нейрохирургов, ангиологов и других специалистов, но распространяться и обновляться может только в лоне пластической хирургии. Это и есть новый облик, второе рождение отечественной микрохирургии.

Конечно, назвавшись пластическими хирургами, члены ОПРЭХ берут на себя и ответственность за судьбу этой материнской специальности, вместе с другими ее чадами: челюстно-лицевыми хирургами, косметологами, кистевиками и т.д. Взаимодействие, а кое-где и интеграция с ними — одна из бесчисленных новых проблем, встающих перед ОПРЭХ. Обучение, сертификация, границы хирургических полномочий, действенное лицензирование, создание национальных стандартов практики и притирка их к европейским требованиям, отстаивание
своих условий оплаты перед страхователями, организация кафедр, клинических центров и т.д. — все это фрагменты той же самой монументальной задачи по «учреждению» у нас своей пластической хирургии.

Западные коллеги, давно располагающие подобными институтами, с сочувствием относятся к этим инициативам. Однако опыт взаимодействия с ними, уже прошедший стадии восторженности, а затем и скепсиса, свидетельствует, что полноправная интеграция в престижное семейство европейских обществ пластической хирургии (весьма пестрое и драчливое) вряд ли возможна в обозримом будущем. Да и вряд ли целесообразна погоня за западными стандартами — достаточно велик, своеобразен и ценен наш собственный багаж. Сильная микрохирургия — это и своеобразие отечественной пластической хирургии, и мощный импульс ее развития.